Надо купить сигареты. Чёрт, и угораздило же их кончиться именно сейчас, посреди ночи, да ещё в такую погоду!..
Я аккуратно припарковал машину у маленького круглосуточного магазинчика, отчаянно надеясь на то, что в этот час и в этом месте меня никто не узнает. Я вышел из машины, угодив под настоящую стену из воды, соединявшую небо и землю. Подняв ворот пальто, я шмыгнул в магазин и пару раз оглянулся на машину. Надеюсь, не будет, как в прошлый раз - только на минутку отлучился, а вездесущие поклонницы или поклонники, кто теперь разберёт, испохабили мне всю машину надписями-признаниями в любви.
Вернувшись, я захлопнул за собой дверцу и прикурил. В тёмном салоне робко вспыхнул крошечный алый огонёк сигареты, лёгкие привычно заполнил дым, принося успокоение. Потом я завёл машину и аккуратно сдал назад.
Тоненький писк, какое-то движение позади машины.
Я дёрнулся. Машина тоже дёрнулась, резко затормозив. Я оглянулся. Тишина. Мерно работают дворники. Шелестит по стеклу дождь. Всё-таки, мне не почудилось! Готов поклясться! Чёрт…ну неужели опять придётся выходить?! Однако делать нечего. Нужно посмотреть. Вдруг я кого-то задел.
Я вышел из машины, обогнул её.
Сначала я увидел блестящую от дождя русую головку, потом - дрожащее плечо, а потом и всю её целиком. Она сидела прямо на асфальте. Такая тонкая, жалкая. Может, упала неудачно? Например, головой стукнулась? Ведь не могла же её сильно ударить едва начавшее движение машина!
Я протянул руку, тихо проговорив:
- Фроляйн, с вами всё в порядке?
Она вскинула голову, буквально впившись в меня взглядом. Я даже невольно подался назад. Может, она просто не в себе? Тем не менее, я всё-таки помог ей подняться и повторил свой вопрос. Она смотрела на меня так, будто на шею ей надели петлю и сейчас выбьют табуретку из-под ног. Губы её дрожали то ли от холода, то ли от страха. Хотя, чего меня бояться?
- С вами всё в порядке?
Молчание и огромные серые глазищи.
- Простите, я вас не заметил, я не сильно задел вас?
Молчание и глазищи. Дура, что ли?
- Вас, может быть, подвезти?
- Э…а…да… - прошептала она торопливо, словно боялась, что вот сейчас я развернусь и уйду, оставив её одну ночью на мокрой осенней улице… Вот что интересно. Что она тут делает, ночью на мокрой осенней улице?.. С виду вполне безобидная. Хоть и странная. Эдакая типичная "серая мышка". Какая-то смешная синяя кофточка, тоненькие лапки, вцепившиеся в сумочку. Зонта нет. Наверное, дождь застал её по дороге домой. Интересно, она вообще домой шла?
- Где вы живёте?
Молчание. Чёрт, меня это начинает раздражать!
- Где вы живёте? Как я вас отвезу домой, если не знаю адреса? - мой голос стал жёстче, в нём сами собой появились нотки, знакомые каждому фанату нашей группы. И она словно очнулась. Назвала адрес и улыбнулась. Так отчаянно, так счастливо и открыто улыбнулась, что в мою душу забрались определённые подозрения. Нет, не может быть! Посреди ночи, в этом медвежьем углу - и то встретился человек, который, кажется, меня узнал. Я-то думал, что на сцене и в жизни я абсолютно разный, и узнать меня в "нерабочей" обстановке практически невозможно.
Тем не менее, мои самые худшие подозрения подтвердились. Всю дорогу до её дома я виском чувствовал на себе её взгляд. Какой-то дикий и голодный, и отчаянный, отчаянный…Я с усилием впивался глазами в дорогу в свете фар, лишь бы не смотреть на неё. Если посмотрю, придётся, может быть, довольно грубо попросить её отвернуться. Мне не хотелось её обижать. Мне никогда и никого не хочется обижать. А она всё пялится, пялится, пялится!!!
Машина мягко притормозила у многоквартирного дома.
- Приехали, - сказал я, не глуша мотор, - всего вам хорошего и впредь будьте, пожалуйста, осторожней, не бросайтесь под машины.
Я посмотрел на неё, попытавшись улыбнуться. Но от её взгляда улыбка вышла кривой, а затем и вовсе исчезла.
- Тиль… - еле слышным шёпотом произнесла она.
О Бооооооже…Мне пришлось сделать над собой усилие, чтоб не вздохнуть с видом обречённости. Я всё понимаю, конечно, но вот таких щенячьих глаз просто терпеть не могу! Ну неужели они не понимают, что я не бог и не демон, чтоб ТАК на меня смотреть. Может быть, раньше это мне и польстило бы, но не сейчас. Я так устал от подобного фанатизма. В конце концов, это просто неприятно! Я - это я, я живой и нормальный человек, я просто делаю свою работу. В конце концов, чем я отличаюсь от остальных? Неужели нельзя просто сказать что-то вроде "вы знаете, я вашу группу давно слушаю, и мне нравится то, что вы делаете", потом попросить автограф, улыбнуться, может, получить ничего не значащий поцелуйчик в щёчку и убраться восвояси, пожелав на прощание удачи и услышав в ответ такое же дежурное пожелание. Это ещё можно вытерпеть. Но зачем вот так трепетать?? На что она рассчитывает, чёрт побери? Какие сказки блуждают в её голове? А ведь она далеко не подросток. Она старше Нэлли, хоть и не намного. Но если представить мою дочь, которая вот таким же образом пялится на мужика, который ей почти годится в отцы!..
- Послушайте, - начал было я, но она едва ли не крикнула, перебивая:
- Я люблю тебя!
Я на секунду задумался, как бы помягче поставить её мозги на место, но она мигом заполнила паузу своей болтовнёй. Она начала тараторить с таким отчаянием, будто ей дали последнее слово перед приведением в исполнение смертного приговора. Она говорила о том, что она меня знает очень давно, что мы, оказывается, жили с ней в одном городе, и что я её никогда не замечал, что она меня любит не как звезду, а как человека (хм! Интересно, откуда она знает, какой я человек?!), что она всюду следовала за мной, лишь бы только увидеть меня хоть издали (а вот в это мне, почему-то очень даже верится!) и что она единственная, кто меня действительно понимает (таких единственных после концерта в гримёрку человек двадцать набивается, и все "понимают"), что она чувствует то же, что и я, что она может унять всю мою боль (интересно, что она имеет в виду? Мои стихи? Да в половине из них нет смысла! Просто писалось то, что пришло в голову!) и многое, многое, многое другое, не переводя дыхания, не сводя с меня взгляда. Я был, кажется, слегка контужен и загипнотизирован её откровениями, струящимися бесконечным потоком, я не успевал и рта раскрыть, чтоб прервать её. Чёрт, как болит голова! Как я устал... А она всё трещала и трещала…
Может, она пьяная? Может, она под дозой? Может, поцеловать её? Поиграть немного по её правилам? Наврать в три короба, мол, я женат, поэтому прости прощай, у нас ничего не получится, хотя она мне нравится. Или вообще поддакивать во всём, мол, на самом деле я тоже давно её знаю… Хм… Чушь! К чему это приведёт? Ведь такие идиотки одержимые способны на всё! Я слыхал, многие и руки на себя накладывали, а в предсмертной записке просили винить в их смерти ту или иную звезду. К нашей группе пока не было подобных претензий. Но кто знает! Да и подыгрывать тоже чревато…Рих вон как-то попытался одну такую поддакиваниями усмирить, так она его подкараулила и прямо на нём разорвала в клочья новую рубашку (далеко не дешёвую, кстати! Рих любит дорогие вещи), да ещё и исцарапала ему шею. Не смертельно, конечно, но всё же! Это всё так неудобно, так давит! Ну почему они такие? Почему они просто не посмотрят на мир вокруг себя? Почему они не подумают головой, а не другой частью тела? Ну разве мы им пара? Уставшие, прожженные жизнью мужики, которые кроме музыки ничего больше делать не умеют, да ещё и обладают скверным характером…Неужели эти молодые, симпатичные в большинстве своём девочки мечтают о том, как бы загубить свою жизнь рядом с такими, как мы? Да и потом. Что мне делать с ней, даже ЕСЛИ? Она так и будет смотреть на меня щенком. А что она за человек? Какие у неё интересы, планы, мечты (кроме тех, о которых так и кричат её широко распахнутые горящие глаза)? О чём с ней говорить? Секс, конечно, тоже неплохое занятие. Но, что уж, там скрывать, в моём возрасте он - не единственное и далеко не основное в отношениях. А если реальность всё же разобьёт её замечательные розовые очки, и она будет день и ночь давить меня своим разочарованием и обидой?... В чём я-то повинен? Почему она ничего не понимает?!
Я решил прервать её словесный поток и взял её за руки. И сам почти вздрогнул от той жаркой волны неистовой, отчаянной надежды, которой меня окатил её застывший взгляд. Господи, я даже не знаю, как себя вести в таких случаях… Такой фанатизм - это уже какая-то форма сумасшествия. А вдруг у неё в сумочке бритва какая-нибудь?
- Послушай… эээмм… - я намекнул на то, чтоб она сказала своё имя.
- Марта… - она подалась вперёд всем своим естеством, но не телом.
- Послушай, Марта, ты просто замечательная девушка, ты романтичная, тонкая, ранимая, но…
Это "но" было для неё выстрелом в самое сердце. Её глаза, казалось, почернели от страшного горя. Я не преувеличиваю? Может, мне кажется? Разве бывают эмоции такими сильными? То есть, конечно, бывают… Но я и не думал, что увижу их вот так, воочию, перед собой, на расстоянии в пару десятков сантиметров. Но я не растерялся и не замолчал. Я старался выбирать самые мягкие слова, говорить нежно и ласково, как с ребёнком. Мой голос может обволакивать, я знаю. Ну же, голос, помоги мне! Помоги этой бедной дурочке!
- Ты живёшь в своём маленьком мирке… Ты многое себе придумала… - продолжал я. Она вдруг дёрнулась, будто труп, который бьют электрошоком, и выскочила под дождь, бросившись к дверям подъезда.
Я почувствовал сразу многое. Она меня, признаться, ошарашила. Могла бы зареветь, в конце концов! Я бы даже позволил ей выплакаться на моей груди, даже погладил бы по этим мокрым русым волосам. Может, даже, проводил бы её до квартиры. Может, не ушёл бы до утра. Но потом, получив то, что хотела, она бы успокоилась, и мы бы расстались. Ей - может быть, исполнение мечты, а мне - чёрт его знает… Может, очередной поток заплаканных писем со сказочками о беременности… Но с этим мы всегда быстро справлялись. Зато она отвязалась бы от меня, по крайней мере, на сегодня!
Вздохнув, я понял, что мне нечего больше тут делать, и развернул машину.
Через пару минут я мельком заметил что-то на полу под сидением рядом с водительским. Пригляделся…Сумочка!
Чёрт побери! Ну что ты будешь делать! Вот ведь стерва! Ну даже это продумала! Ладно, ладно, вернусь! Фроляйн, вы забыли у меня сумочку в машине. Ах, спасибо! Я такая рассеянная! И так далее по накатанному сценарию! Может, она и не такая сумасшедшая, какой кажется? Но актриса неплохая.
Снова её дом. Мрачная многоквартирная махина в блестящем переливающемся плаще из дождя. Интересно, где в этом "замке" искать эту дурочку? Я поднял сумку. Может, в ней какие-нибудь документы есть с адресом? То есть, почему это "может быть"? Наверняка есть!
Я замер на мгновение. Мало, ли, что в сумке! Может, граммов двести тротила!
И сам усмехнулся своим мыслям. Нет, она, конечно, припадочная, но… Нет, нет, это чушь! Тиль, старый параноик! Ты не Джон Леннон, чтоб тебе оставляли подобные подарочки! Конечно, Леннона не взорвали, а застрелили, но всё может быть… Какого чёрта!
Я решительно расстегнул замочек.
И ничего не произошло.
Не грянул взрыв, и машина не превратилась в огненный шар, как в американских боевиках или в нашем клипе Du Hast. Обычные женские вещицы. Помада, косметичка, расчёска, какие-то записные книжки, брелочки, кошелёк. Для упрощения поисков я высыпал всё это на сидение. Порывшись в хламе, я обнаружил маленький ежедневник. На первой странице была указана вся нужная информация о владелице. У неё красивый почерк. Только такой карамельный. Так и видится принцесса из какого-нибудь мультика. А вот тут прямо просится золотая печать в виде кокетливой короны. Я сгрёб всё барахло обратно в сумочку и выбрался из машины.
В подъезд я вошёл беспрепятственно. Двери были открыты. Наверное, Марта их не захлопнула как следует. Даже об этом позаботилась!
Пожилая распухшая консьержка дремала, сложив одутловатые руки на круглом животе. Я подошёл к ней и разбудил её вежливым покашливанием. Фрау приоткрыла бледный глаз и вперила его в меня.
- Простите, вы не подскажете, квартира девять на каком этаже? - как можно вежливей спросил я.
- Совсем запился, старый алкоголик, - прогудела хриплым мотором старого грузовика почтенная фрау, - когда тебя уже черти заберут! Сколько тебе можно напоминать! Да на четвёртом, на четвёртом!
Признаться, я удивился ещё больше, чем при встрече с Мартой. Может, это не простой дом, а сумасшедший? Хотя, может, этой даме что-то снилось, и я встрял в её сон. Поблагодарив её, как ни в чём не бывало, я направился к лифту.
Вот и квартира, номер которой написан на первой странице ежедневника Марты. Я позвонил.
Может, она спит уже? Тогда зачем было подбрасывать мне сумочку? Я начал чувствовать подступающее раздражение. И вдруг за дверью послышались шаркающие тяжёлые шаги. Щёлкнул замок, и дверь отворилась. На секунду или около того я замер, как истукан. Мне показалось, что напротив двери повесили зеркало. Но потом я понял, что на меня смотрит живой человек. Мужчина. В грязной, заляпанной какими-то бурыми пятнами майке неопределённого цвета, в потёртых старых джинсах с оттянутыми коленями. Обросший, с запавшими глазами и тёмными кругами под ними, какой-то помятый и…и…похожий на меня, как две капли воды. Боже…Просто одно лицо. Может быть, этот был немного ниже меня ростом и гораздо моложе. Но его возраст терялся в складках морщин у глаз и рта.
Он поднял голову, спокойно обведя моё лицо взглядом, и горько проговорил:
- А, это ты. Пришёл…
Господи… И голос - почти мой. Хотя, почему "почти"?.. Если бы я свой собственный слышал со стороны, он был бы таким же точно! В записях, по крайней мере, мой голос звучит именно ТАК. Боже…Боже, как такое может быть? Я слыхал, что в мире всегда есть кто-то, похожий на тебя. Но чтоб настолько! Хотя, нет… Он - не моя копия. Кажется, у него карие глаза.
- Ну проходи, раз пришёл, - произнёс он, отойдя немного от двери.
- Извините, я, кажется, ошибся, - скороговоркой произнёс я и развернулся было, молясь богу, чтоб не броситься от этой чёртовой квартиры бегом.
- Ты же пришёл к Марте, - догнал меня его голос… мой голос…
- Эм…А…Да… - промямлил я, разворачиваясь и через силу возвращаясь, - я только хотел передать… - Я протянул ему проклятую сумку. Взглянув на неё, он усмехнулся:
- Ну так передай. Чего на пороге жмёшься…
Почему я не швырнул сумочку в этого психа, от которого так и разило спиртным, и не удрал к чёртовой матери? Почему я, чёрт побери, переступил порог этой проклятой квартиры? При чём тут я? Пусть разбираются со своими проблемами сами! Вот уж говорят правду, что в Берлине полно сумасшедших!
- Иди к ней, она тебя ждёт. Может, выпьешь?
- Нет, спасибо, я за рулём, - какого чёрта я ему вообще отвечаю?.. Чёрт! это всё похоже на разговор с самим собой! Может, я просто уснул за рулём? Просыпайся, Тиль, а то в столб врежешься!
- Ну как хочешь. Налево, - кивнул он, неопределённо махнув рукой.
Я двинулся в указанном направлении. Комната. Большая. Свет выключен. Я почувствовал, как в ноздри мне ползёт какой-то густой, тяжёлый запах. От него в горле встал ком, а где-то под желудком начал расти и утяжеляться ледяной шар… За спиной раздалась тяжёлая поступь, и мою шею обдала тепловатая волна перегара. Я вздрогнул от такого знакомого голоса:
- Ну чего застрял? Вперёд.
Он протянул руку и щёлкнул выключателем. Я шарахнулся назад, но упёрся спиной в этого странного человека, от которого отскочил сразу же, словно от раскалённой железной трубы. Комната была вся увешана плакатами. Плакаты, плакаты, плакаты, и вырезки из газет и журналов, и цветные распечатки из Интернета. И везде - моё лицо. Везде. Везде. Везде. А на полу комнаты - кровь. Огромная лужа крови. Чёрной, вязкой, жирной, как мазут, и она воняла. Страшно воняла, все запахи мира превратились в эту удушливую вонь. У меня закружилась голова.
- Я ж тебе говорил, выпей, - пробурчал мой двойник, буднично прислонившись к косяку и глядя в пол остекленевшими глазами.
Я развернулся, швырнув на пол сумочку и бросился было прочь, но меня схватили поистине медвежьи лапы, точно такие же, как у меня, и буквально швырнули обратно в комнату. Я чудом не наступил в лужу крови.
- Нет уж! Пришёл - так пообщайся с ней! - прорычал этот человек моим голосом, скаля мои зубы и кривя мои губы.
Она лежала на постели, прикрытая до пояса одеялом. В груди её зияла чёрная дыра, жирно поблескивающая. Лицо Марты, тем не менее, не было испуганным или перекошенным в застывшем предсмертном вопле. Если не видеть страшной раны, то кажется, что она просто спит. А жирный запах крови лез в ноздри, обнимал, душил за горло…
- Что здесь происходит? - проговорил я, слегка осипнув.
Мой двойник приподнял брови и пожал плечами.
- Ты знаешь, а ведь она тебя действительно любила, - через целую вечность тишины произнёс он. Судя по всему, ноги его держали плохо, поэтому он сел на корточки, сцепив руки в замок. Это МОЙ жест! Чёрт побери! Мой!!!
- Ты думаешь, она из тех сумасшедших фанаток, которые сами не поймут, что им от тебя нужно, которым просто НУЖНО и всё? - он поднял на меня взгляд. У меня точно так же слегка прикрываются веки когда я перепью… - нет. Всё совсем не так. Тогда ещё не было никакого Раммштайна. Но был ты. И была она. Ты грузил свои ящики и плёл корзинки, а она была подростком. Маленьким и незаметным. Когда твой дружок Круспе уволок тебя в Берлин, она сбежала из дому, чтоб только быть ближе к тебе. Но где ты был, когда она питалась едва ли не по помойкам? Где ты был, когда ей грозила судьба уличной проститутки или тюрьма? Где ты был, когда она болела? Я с ней был! Я! Она боялась всех, она никому не верила, особенно мужчинам, и только господу богу известно, что она пережила, раз так вздрагивала, если мимо неё по улице проходил какой-нибудь незнакомый мужик. И знаешь, почему она пошла именно со мной? Почему позволила спасти себя?
Я смотрел на него и молчал. Я знал, что должен молчать. Он встал и с силой провёл по своему лицу рукой.
- Вот почему.
Он посмотрел на меня моим "фирменным" тяжёлым взглядом, таким же, как на половине плакатов в этой комнате. Потом он снова заговорил.
- Сначала я думал, что это какая-то игра, что она меня называет именем какого-то своего хорошего друга или родственника, на которого я так похож. Она так и сказала - "можно называть тебя Тилем?" я подумал, ей так будет легче. Потом я узнал, что на свете есть раммштайн. Я узнал об этом с самого начала вашей группы, потому что узнала она. Я увидел тебя. Признаться, мне стало немного страшно. Увидеть своего двойника - к смерти. Так ведь, Доппельгангер?
"Кто ещё, чей Доппельгангер!" - почему-то очень раздражённо подумал я.
- Потом я стал думать, что это очень забавная игра. Просто прозвище. Тем более, ты же всё-таки был не каким-то оборванцем! В каком-то смысле мне даже льстило твоё имя и твоя внешность. То есть, внешность, как у тебя. И я видел, какими глазами она смотрит на меня. Тогда я думал, что она меня любит, я даже благодарил судьбу за то, что она подарила мне внешность, которая так нравится моей Марте. Я был даже тебе благодарен за то, что Марта любила твою внешность. А, значит, любила и меня... И мне даже нравились все эти плакаты. Всё-таки, это моё лицо… Мне казалось, Марта смотрит только на меня. И так было на самом деле. Но она смотрела не на меня. А на лицо. На твоё лицо, которое по какой-то очень злой шутке судьбы оказалось и моим тоже.
Он тяжело поднялся и приблизился к постели, на которой лежала мёртвая Марта. Он посмотрел на её труп, в глазах его задрожала пелена слёз.
- Но она никогда меня не любила. Она всю свою жизнь любила тебя. А меня она ненавидела. За то, что я - не ты! За то, что я стал её первым мужчиной и мужем, а не ты! За то, что я мог ей читать твоим голосом твои стихи, но не мог сочинить для неё таких же. Я честно пытался, но у меня не получалось. Ты действительно грёбаный гений, ты знаешь?
Он хохотнул. От этого смешка у меня пробежал холодок между лопаток. Я сглотнул. Я должен молчать. Чёрт побери, молчи, Тиль, не говори ничего!
- Я думал, так не бывает. Я думал, я человек. Но я - просто говорящая, ходящая, живая оболочка. Я - твоя шкура. Она любила твою шкуру, а не меня. Но нет! Даже это не правда! - он словно бы исправил сам себя, потёр лицо и продолжил, глухо и низко, - Она любила тебя целиком! Твой внутренний мир, такой, каким она его себе представляла, твои жесты, твои привычки, твой юмор. Всё! Мне пришлось начать курить, потому что куришь ты. Я стал пить, потому что она сказала, что ты много пьёшь, мне приходилось часами смотреть все ваши грёбаные видео, все ваши интервью, которые она собирала и записывала, как одержимая. Я перенимал твои жесты, твою мимику. Ты бы знал, как мне это осточертело! Я пытался быть для неё тобой, чтобы только видеть её влюблённый взгляд, её улыбку. Но я понимал, что превращаюсь в макет тебя! Я пытался сохранить себя в себе. И не смог. Маска с мясом приросла!
Он провёл скрюченными пальцами по своему лицу, словно хотел содрать с себя кожу, будто та действительно была маской. Потом он расхохотался. Кажется, я смеялся точно так же на концерте в Берлине в 1998 году, в начале Du Hast… Потом он сказал:
- Погляди! Я даже выражаться стал, как ты - метафорами! Но… - он повернулся ко мне. Господи, у меня что, глаза бывают такими же страшными?..
- Но ведь ты на самом деле не такой! - отчаянно проговорил он, глядя на меня этими блестящими глазами сумасшедшего, - скажи ей, что она ошибалась! Что она не могла тебя любить, потому что не знала, каков ты на самом деле! Скажи ей, что она на самом деле тебя не любила! Что любила меня! Скажи!
Чёрт побери. Господи боже… Угораздило же меня… Вырублю его одним ударом или не вырублю? Бежать, бежать… Нет, меня одним ударом не вырубишь, значит, и его тоже…
- СКАЖИ ЕЙ!!!! - заорал он мне в лицо. Я вздрогнул. Так, как там надо вести себя с психами? Во всём соглашаться… Я повернулся к трупу и сказал:
- Ты не знаешь, какой я, поэтому ты не можешь меня любить… - я повернулся к нему, - я то же самое сказал ей в машине…
- Скажи ей, что она любит меня!
- Ты любила его…
- Не любила! ЛЮБИТ!
- Она мертва…
- Нет! Скажи ей!
- Чёрт побери! - не выдержал я, всё, хватит, я ему череп проломлю! - это ваши с ней проблемы! Я, конечно, соболезную, я понимаю, каково вам, но…
- Ты понимаешь, каково мне? - он схватил меня за лацканы пальто, и продолжал орать мне в лицо, - ты понимаешь??? Да знаешь ли ты, что она для меня значила??? Как я любил её?
Он оттолкнул меня, отошёл, привалившись к шкафу. Молодец, что отошёл. Наверное, он, как и я, чувствовал самый удобный момент для удара в челюсть…
- Ты всё уничтожил. Всё. Я работал, как проклятый, чтоб у неё были деньги на все твои концерты. На все! твои! концерты! Она ездила за тобой повсюду! На каждый твой концерт! А я ждал её, и ждал, когда всё это кончится! Но деньги кончились раньше… Ты дорого стоишь… Тогда она стала слушать записи и смотреть видео. Голая квартира, с дорогущим музыкальным центром, видео, DVD и компьютером… Полиция, которую вызывали соседи, когда она включала музыку слишком громко… И её застывший взгляд, когда она просила меня помолчать, потому что она слушала тебя. Тебя! А ведь у меня такой же голос!
Полиция - это слово сверкнуло у меня в мозгу, как ослепительная молния. Марта убита явно из огнестрельного. Судя по размеру раны - из чего-то вроде ружья, и судя по тому, что кровь едва ли остыла - совсем недавно. Выстрел из ружья невозможно было не услышать в этом муравейнике! Если не консьержка на первом этаже, то соседи за стенами должны были услышать. Они не могли не вызвать полицию. Где же она, чёрт побери? Я тут уже целую вечность! Где их носит?! Надо успеть убраться отсюда! Я не имею к убийству никакого отношения!
- Вы психи! Придурки! Ты и твоя покойная жёнушка! - заорал я и рванулся к двери.
- Тиль! - заорал он точно таким же голосом. Что-то щёлкнуло. Я замер, как вкопанный, и обернулся.
Я был прав. Двустволка. Охотничья двустволка. У него в руках. Направлена на меня. Наверное, достал из-за шкафа…
- Стой, - попросил, а не приказал он, - Ты… ты знаешь, ей не понравились мои карие линзы… Я никогда не поднимал на неё руку. Но ей не понравились линзы. И… тут ещё есть один заряд.
- Послушай, это не выход, давай лучше… - примирительно начал было я, приподнимая руки. Чёрт, моё бедное сердце может этого запросто не выдержать. Если не успеет к тому моменту разлететься в клочья, как сердце Марты. Но мой двойник проговорил (в его голосе мне послышалось эхо моего собственного из вступления Spieluhr):
- Ты действительно думаешь, что это не выход?..
Господи, помоги мне. Ему всё равно, что я говорю. Если бы я был на его месте, мне было бы всё равно. Господи, помоги мне… Я знаю, ты меня не любишь… Но не до такой же степени…
- Я должен избавиться от тебя. Ты должен исчезнуть…
- Послушай, - снова повторил я, стараясь говорить спокойно и доверительно, но он вдруг взвыл:
- ЗАТКНИСЬ! Я устал от твоего голоса! Я слушал его 10 лет! Даже больше! Я слушаю твой проклятый голос всю жизнь! И даже теперь я его слышу! Но всё равно, теперь буду говорить я, а не ты!
Ружьё дрожит в его руках. Палец дрожит на курке. Может, промахнётся? С такого расстояния?!.. Господи, это будет дыра насквозь. Или у меня исчезнет голова. Как в моём стихотворении…
- Я не знаю, возможно ли ненавидеть кого-то сильнее, чем я ненавижу тебя… - процедил он сквозь зубы. У меня что, бывает такое же звериное выражение лица?.. - я ненавижу тебя. Ненавижу сильнее, чем…
Он задохнулся от слов. Кажется, он просто не мог придумать, сильнее чего можно ненавидеть меня. Он продолжил:
- Ты знаешь, с какой ненавистью я каждое утро брею твоё проклятое лицо, и как я радуюсь, если вдруг порежу его?.. Я должен уничтожить его… Оно должно исчезнуть к чёртовой матери! Я не хочу больше никогда его видеть!!!
Он замолчал. Его губы дрожали. В покрасневших глазах плыли слёзы. Дрожал палец на курке. Я почувствовал, что тоже дрожу. Между нами протянулась незримая нить, которая тоненько, неслышно вибрировала. И вдруг мне показалось, что мои руки сжимают холодный металл, а передо мной стоит уставший, похожий на меня как две капли воды человек в чёрном пальто. Лицо… моё лицо… Это же МОЁ лицо! Я всё равно буду его видеть…
- Исчезни!!! - взревел он, вскинул ружьё так, что оно прижалось к подбородку. Меня оглушил выстрел, я задохнулся от какого-то непонятного расплавлено-жжёного запаха. Покачнулся.
Он лежал на полу, раскинув руки. По моему лицу на каком-то плакате сползала розоватая пенная жижа. Моё лицо, служившее ему маской, исчезло. Вместо этой маски осталось кровавое месиво. Или даже просто какие-то ошмётки. Правая ступня мелко подрагивала…
"Лицо"
Я бросился прочь из квартиры. Господи! Господи! Сделай так, чтоб я проснулся! Я не хочу больше смотреть этот кошмарный сон!
Я забыл, что существует лифт, я нёсся вниз по лестнице, мне казалось, я задохнусь.
Консьержка!!!
Чёрт! Она же видела, как я приходил! Я замер и осторожно выглянул в холл из-за угла. Спит… Она приняла меня за него. Пусть скажет полиции, что я был пьян… Чёрт! ОН был пьян! И он вошёл в квартиру, но не вышел из неё… С улицы доносится пока ещё еле слышное завывание полицейских сирен. Как вовремя, чёрт побери!!! Моя машина у подъезда! Срочно надо уехать! Моих следов тут нет, я не изляпался в крови, я ничего в квартире не трогал… Меня не существует… Я образ… Мираж…
Я неслышно прошмыгнул мимо похрапывающей консьержки и аккуратно притворил за собой дверь подъезда. Дождь всё ещё шёл. Холодный, отрезвляющий. Он остудил моё горящее лицо. Аромат озона выдавил из моего горла застрявший там смрад крови и горячего пороха. Машина завелась, казалось, мгновенно, даже быстрее, чем я осознал, что уже трогаюсь с места…Скорей! Скорей отсюда! Я напьюсь, как последний ублюдок! Вдрызг напьюсь!
Машина неслась сквозь чёрную жижу осенней дождливой ночи. А у меня в голове шипело заезженной пластинкой: "Встретить двойника - к смерти". Я жив... Жив... Значит, я - двойник… Я всегда знал, что меня нет…
Душ вернул мои мысли на место. Водка милосердно затуманила разум. Я валялся поперёк кровати, закрыв лицо рукой. Где-то под виском пульсировала мысль: "Сумочка… сумочка… на ней твои отпечатки… твои…" Я ничего не трогал в квартире.
И вообще-меня нет.